Мои французские университеты или хроника несостоявшегося брака

Мои французские университеты
или Хроника одного несостоявшегося брака

  Убирайся в свою Россию, я тебя ненавижу! – орало мне в лицо четырехлетнее существо. Его глаза злобно метали молнии, искаженный рот извергал ругательства в лучших традициях французской буржуазии… 

 «М-да, — подумала я, — приехали. Ну, здравствуй, Франция…».

   Любимый, расположившись на диване, пока еще спокойно смотрел телевизор, но по выражению его лица можно было легко догадаться, что сейчас будет. То есть, в общем, ничего нового —  все, как обычно: попытка установления мира с помощью переговоров, а затем его достижение с помощью военных действий. Словом, все как в мировой политике…

   Ребенок продолжал орать дурным голосом. На наши головы сыпалось такое, что мы, как собаки, только прижимали уши. Любимый тщетно пытался успокоить свою детку. Когда она дошла до пассажа о том, что нас сейчас заберут в полицию за плохое с ней обращение, и что она будет жить одна, любимый не выдержал:

    — Прекрати орать глупости!

    — Это не глупости!!!

    — Нет, это глупости!

    — Нет, это не глупости!!!

   Я забилась в угол дивана. Нестерпимо хотелось выйти — я физически не выношу крика, — но я понимала, что, в педагогических целях, ребенок все равно будет изгнан с территории, и смысла прятаться в спальне не было. Терпеть пришлось недолго.

     — Вон отсюда! Марш в комнату!!!

Дитя удалилось, изрыгая проклятия. Дверь ее комнаты с грохотом захлопнулось, но плач и причитания были, по-прежнему, хорошо слышны. Я догадалась, что она наслаждается своим горем, наблюдая его отражение в зеркале, что висит возле двери.

Шестью месяцами раньше. Зима

   Мой переезд во Францию был продиктован моей неукротимой потребностью иметь семью. Точнее, все было не так.

   Как-то раз мои непосредственные начальники, у которых я успешно трудилась в директорской должности, взяли меня на выставку в Париж. Ну, вы помните, в известной киноверсии не менее известного произведения русской литературы — "А не угодно ли Вам, Лариса Дмитриевна, ехать со мной в Париж на выставку?". Главное, чтобы был повод, а там — …

   Чтобы быть краткой и не описывать все наши приключения в ночном Париже, я скажу только, что на этой выставке я встретила Его. Внешне Он был неотразим, галантен и отличался удивительным терпением в выслушивании моих сбивчивых ответов на его хорошо поставленные вопросы на давно забытом после спецшколы французском языке. На выставке, на одной из конференций, он делал доклад про международные контракты.

   Мы обменялись мейлами и началось…  Надо сказать, что уже достаточно давно осознав свое бесперспективное положение на отечественном рынке невест, я все-таки не теряла надежды исполнить свое самое заветное желание – завести мужа, ребенка, а то и не одного, словом, почувствовать все прелести семейной жизни на собственной шкуре. Соотечественники, не в обиду будет им сказано, были либо уже женаты, либо не хотели жениться совсем. И вот подвернулся он — идеальный случай: француз, разведенный, маленькая дочка которого осталась на его попечении после ухода мамы к другому мужчине.

   Когда, после культурных пассажей про международный бизнес и политику, мы наконец-то дошли до обмена нежностями по почте, я серьезно задумалась: «Вот он, мотивированный на серьезные отношения человек!». Минусов я не видела, только плюсы. Согласно моей несокрушимой логике, мужчина, имевший ребенка, мог претендовать только на серьезные отношения с противоположным полом. Будущей смены страны я не особенно боялась, так как знала, что везде найду себе применение, тем более что речь шла не о маленьком острове в океане…

   Накал страстей по электронной почте, каждодневные вечерние звонки… Наконец, в офис приехал шикарный букет бордовых роз, и я, а также все коллеги, поняли, что развязка уже близко…

   Да, надо сразу сказать, что мужчина, которого я любила, был, да впрочем, и остается красивым и образованным. Когда я смотрела на его фотографии и слушала в телефонной трубке его бархатный баритон, сердце мое таяло… Его ребенок, которого я не имела чести узнать в Париже, на тех же фотографиях казался мне сошедшим с полотен ангелом в человеческом представлении: длинные вьющиеся волосы, ресницы, глаза, улыбка… все, все было в ней прекрасно, не хватало только крыльев.

   Душа моя пела прекрасные песни о неземной любви, об усыпанном бордовыми розами пути, который предстояло пройти нам вместе… Все развивалось с быстротой, достойной мифов и легенд.

Весна.

   Первую нашу встречу после выставки мы назначили в Париже на "майские". Однако из этой затеи ничего не вышло: я не получила вовремя свой новый загранпаспорт, и мне пришлось сдать билеты. Я сильно расстроилась, но, в итоге, ничего не сорвалось. Любимый, чудом оформив документы за один день, примчался в Москву: все было, как в романе — доказательства его любви были неоспоримы…

   Четыре коротких дня, что четыре мгновения, проведенные с ним в прекрасной, майской Москве, показались мне сказкой, несмотря на сделанный своими (то есть моими) силами ремонт в моей съемной квартире и изрядно подорванный этим бюджет. Мой небесно-голубой Пежо был отмыт до зеркального блеска снаружи и изнутри. Собака отправлена к родителям (существо бесконечно смешное и доброе, но иногда непредсказуемое). Обычно пустой холостяцкий холодильник забит до отказа продуктами… Словом, подготовка была нешуточной.

   Встреча в аэропорту, слезы радости… Первый день, проведенный дома. Мы не могли просто друг на друга наглядеться. Потом — кое-как составленная "культурная" программа: "Большой", знакомство с родителями, прогулки по вечерней Москве… На остальное, если честно, времени не было.

   И вот опять Шереметьево-II. Прощально-торопливые поцелуи, нежелание расставаться. Дорога домой, вечные женские слезы о разлуке. Письмо наутро: «я не могу без тебя жить…». Сборы во Францию, долгожданная поездка…

Лето.

   И вот я там. Или здесь? Как назвать страну, о которой мечталось в детстве, о которой читалось, о которой пелось? Прекрасный миниатюрный город недалеко от Парижа, кафешки-игрушки, центральная площадь размером с московский перекресток. Гулливер в стране лилипутов. Все улыбаются, даже если ты неправильно говоришь по-французски.

   Встреча с ребенком, вручение подарков. Она вежливо шаркает ножкой и в первый же день заявляет "Я тебя люблю".

   Две недели, проведенные вместе, подтверждающие, что «другой альтернативы нет»: ощущение блаженства, поднимающее настолько высоко, что хочется плакать. Возвращение в Москву с мыслями об увольнении (что стоила карьера по сравнению с семейным счастьем?), об окончательном переезде. О собаке, и как ее перевозить? О родителях, о будущих детях…Салат счастья в голове, душа поет песни.

   Увольнение с работы. Окончательный отъезд с большим чемоданом.

   Две недели, проведенные в Альпах, похожих на сказку. Возвращение домой, в наш маленький город. А там…

   Немыслимая жара, с одинаковой жестокостью убивающая стариков и урожаи. Мы, запертые втроем в квартире (на улице за 40 С). Ребенок, уже начавший протестовать против моего присутствия всеми доступными для него способами: драками, укусами и ругательствами. Я стараюсь терпеть, не показывать, как мне больно. А мне больно… Я, любящая детей, добрый человек по сути своей, разве я заслуживаю такой ненависти? За что? Я плачу по ночам.

   Август. Совместная турпоездка в Тунис. Невыносимая северо-африканская жара, ребенок, бьющийся с утра до вечера в истерике, первая ссора с любимым. Первое примирение.

Осень.

   Сентябрь. Возвращение во Францию через Москву, по частному приглашению, с надеждой на то, что мы успеем "оформить отношения" до окончания моей визы. Собака по-прежнему остается у родителей, ждет своей очереди…

   Неприятная новость: мы не можем сразу пожениться, потому что его развод не был правильно зарегистрирован (промах его адвоката). Единственный выход – поступить в университет, чтобы получить студенческий вид на жительство на год, а там, глядишь, и его документы будут готовы. Словом, «в баню сходим, заодно и помоемся».

   Собеседование в университете. Бедная приемная комиссия, которая никак не может уяснить, какого лешего забыл русский директор по персоналу в их виноградниках, и зачем ему еще учиться, если уровень его квалификации и так превышает уровень директоров по персоналу региона?

   Что ж, ответ мой прост и логичен – здесь живет моя семья, и я хочу получить прекрасное французское образование, чтобы потом успешно работать во Франции на должности не ниже моей предыдущей… Я упорно стою на своем, мне не верят. Наконец, мне удается убедить комиссию в своей пригодности к прекрасному французскому образованию, которое, по мнению приемной комиссии, заметно ниже моего уровня, и получить заветный штамп в префектуре…

   Ура, я остаюсь, причем на легальном положении, мне не надо возвращаться в Москву. В том, что любимый начнет как можно быстрее собирать бумаги для брака, у меня даже сомнений нет…

   А с нашего балкона видно местный кафедральный собор, а по утрам слышно колокола. В осеннем прозрачном воздухе пахнет дымом из каминов, а кошка в доме напротив ужасно смешная. Мне нравится жить с любимым, он пылок, щедр и заботлив. А что еще женщине надо?

   Вот только его ребенок… Нет, дамы, не судите меня строго – я честно пыталась ее полюбить. Вопреки ее отчаянному сопротивлению. И так, и эдак. И мытьем, и катаньем. И словами, и делами. Но ничегошеньки не получалось. Мне казалось, что я стучусь не просто в закрытую дверь, а в дверь, за которой никто не живет…

   Сначала она меня просто била. Я не хотела отвечать ей тем же – непедагогично ведь. Потом, как-то раз, когда она врезала со всей дури ногой в ботинке по моей голой руке, я ей просто сказала, как в детстве: «еще раз меня ударишь – получишь». Она сразу проверила – так ли это? И сразу получила. А я получила боевое крещение – впервые в жизни ударила ребенка. Вообще-то я и собаку свою не била – я просто не могу. Рука не поднимается…

Читайте также:  Статьи о Франции. Туризм

   Но это было только начало. Потом я думала не раз: «уж лучше бы она меня била…». Она нашла другой способ: она начала меня тихо изводить. Очень быстро я поняла, что я не имею права сидеть на "ее" диване, и смотреть, например, телевизор вместе с ее папой. Она сразу же падала сверху, отпихивала меня ногами, орала, что это ее место, смотрела волком, больно щипалась… Любимый пытался, как мог, сгладить каждый конфликт, но как он мог объяснить родной дочери, что чужая тетя, которая приехала два месяца назад, имеет те же права, что и она? Я понимала, я уходила, я ни на чем не настаивала. И эти сцены повторялись не просто каждый день, а каждый день по четыре раза…

   Скучая по собаке до слез, я нарисовала карандашом ее портрет и повесила его возле нашей кровати. Через два дня, садистски смеясь мне в лицо, ребенок взобрался на эту самую кровать и, как в замедленной съемке, глядя мне в глаза, сорвал рисунок со стены и начал мять, продолжая смеяться от  наслаждения… У меня случилась истерика. Нет, не потому что мне было жалко портрет. И не потому, что я скучала по существу, с которым прожила вместе последние одиннадцать лет бок о бок. А потому, что я искренне не понимала, за что она со мной так?… 

   Наше типичное утро обычно начиналось так:

   Убирайся в свою Россию! Я тебя не-на-ви-жу! Ты никогда не выйдешь замуж за моего папу!!!

«Ну вот, опять началось», — автоматически раскладывая вымытую посуду по адресам ее сушки, думала я, — у ребенка опять с утра плохое настроение.

   Нет, справедливости ради, надо заметить, что к вечеру она иногда заметно добрела, и с ней можно было о чем-то договориться. Когда она бывала в хорошем расположении духа, она даже проявляла, как могла, свои чувства: «Ты мой самый лучший друг, я тебя люблю…».

   Я собирала в своей голове все знания о психологии четырехлеток. Они были скудны и отдавали пылью университетской библиотеки. Практики же у меня не было, так как всю свою сознательную жизнь я нянчилась со взрослыми: последняя роль, исполненная мной на Родине, называлась «Директор по персоналу». Так что даже если кто-то меня ненавидел, то об этом вслух не заявлял.

   Признаюсь, в первый раз, когда я получила свою дозу ненависти от ребенка, которого бросила мать, я испытала только удивление. Во второй – это было как  пощечина. В третий, в четвертый, в пятый… Счет я потеряла на втором месяце совместной жизни…

   Но, несмотря на мои страдания, семейная жизнь диктовала свои требования. Я с рвением взялась за хозяйство, мыла, готовила, убирала, гладила бесконечные оборочки на детских одежках, которых было так много, что я теряла им счет. Мне это было, мягко говоря, …непривычно. Но чем ни пожертвуешь ради семейного «щастья»? Чем только ни пожертвуешь…

   В октябре начались занятия. Надо сказать, что французский мой был не на самой большой высоте, я понимала порядка шестидесяти процентов, а говорила, прямо скажем, с затруднениями. Только писала хорошо. Группа моя была маленькая, тридцать человек, все моложе меня. Отношения с ними я устанавливать не захотела. Зачем? Все равно я делаю это ради вида на жительство…

   Между тем, мой характер, закаленный психфаком МГУ и управлением персоналом, давал себя знать… Я упорно не понимала, почему из-за простой небрежности любимого его с документами я должна делать то, что мне не нравится. Я не хотела ходить в университет — мне не нравилось содержание курсов: налоги, право, бухгалтерия… Предметы, которые меня интересовали, — менеджмент, управление персоналом, — читались на таком откровенно низком уровне, что, посетив первые занятия, я поняла, что делать мне там нечего. 

   Мне было откровенно скучно, и я просто не хотела получать образование, в котором я не чувствовала необходимости. Кроме того, я, привыкшая к "планке" МГУ, поначалу ужасно возмущалась пренебрежительным отношением друг к другу студентов и преподавателей: первые отчаянно прогуливали лекции, вторые так же не чувствовали необходимости туда ходить: занятия отменялись один за другим, но об этом никого не предупреждали.

   А я не могла толком начать никакую другую деятельность: язык отнимал много времени: я писала дома диктанты под свою же диктовку, читала, переводила, слушала речь по телевизору, запоминала слова и грамматические конструкции… Кроме того, дом, ребенок, который проводил времени со мной больше, чем со своими родителями…

   А любимый, еще в Москве, мне обещал, что я буду делать то, что я захочу. Как же далеко было то, что я делала каждый день, от того, что я хотела делать… А я хотела просто немного осмотреться, привыкнуть к стране, к отсутствию родных и близких, но в СВОЕМ темпе. Заговорить на языке, но не в авральном порядке. Найти интересную мне область, где я смогу потом работать, выбрать образование, соответствующее моему уровню и интересам. Привыкнуть к культуре. Завести друзей…

   Но желание остаться с любимым человеком, причем в чужой стране, всегда предполагает некоторое дополнительное усилие. Вот и мое такое усилие было обусловлено визовым режимом: я не имела права бросить эту бессмысленную учебу — у меня ведь не было другого законного основания остаться…

   Мы часто обсуждали будущее. На его вопрос: "Если у нас не сложится, что ты будешь делать?" — я отвечала совершенно честно: "Конечно, я вернусь в Москву". В этом своем решении я была абсолютно уверена. В России у меня было все — довольно интересная и высокооплачиваема работа, гораздо более высокий уровень жизни, и, конечно, родные и близкие, собака и друзья, словом, все, что нужно для счастья. Кроме любви. 

   Время шло. Я отчаянно скучала по Москве. Писала письма каждый день. Мечтала забрать собаку. Когда любимый узнал, что собственник нашей съемной квартиры против того, чтобы мы ее привезли, он решил искать новое жилье. И нашел, больше и дешевле предыдущего. С ковролином во всех комнатах. После переезда он сказал, что он категорически против собаки, потому что шерсть будет повсюду. Я была огорошена. Но смирилась и с этой жертвой. Как ни крути, собаку с семейной жизнью не одни весы не положишь…

Зима.

   Я носилась с учебой, любимый писал диссертацию. Я занималась домом и ребенком, который, по-прежнему, крайне редко был со мной ласков и добр.

   Я потихоньку вливалась во французское общество, знакомилась с разными интересными людьми, становясь им тоже интересной.

   Да, про финансовую сторону нашей жизни надо рассказывать особо. Все мои подготовительные путешествия (три перелета "Москва-Париж-Москва" и перелет "Москва-Тунис-Москва") я оплачивала, естественно, сама. К его чести, надо сказать, что он предлагал мне всяческую помощь и поддержку. Но я, как честная и глупая девушка, отвечала, что пока у меня есть деньги в банке, платить буду я. А поскольку я все равно скоро сяду на его шею, он может просто отсрочить необходимые затраты. Нет, милые дамы, я человек немеркантильный. Если у меня есть деньги – я их трачу, если их нет – живу скромно, во всем себе отказывая, и при этом не особенно страдая. Но у мужчин денег не беру. Из принципа. Кроме того, потребности мои тоже скромны: золото я не ношу, меха — тоже, шоппингом не увлекаюсь. Духи — это да, я часто их покупаю. Но уж на духи, думала я, денег у нас хватит…

   Кстати, это был первый раз в моей жизни, когда я оказалась на полном содержании у мужчины. Боевое крещение, так сказать. Но оно прошло максимально комфортно: любимый деньги просто не считал – он давал мне чеки, я клала их на свой счет, тратила по своему усмотрению. в основном, покупала что-то для всех, а не для себя одной: чаще всего это были продукты, кассеты и книги для ребенка… Нет, конечно, были и мои собственные затраты, например: крем для лица, недорогая косметика, пара трусиков на распродаже, витамины…

   Он никогда не выражал своего неудовольствия тем, что "мои" деньги куда-то испарились, и даже возмущался, когда я пыталась дать объяснения.

   Я очень быстро поняла, что его финансовая ситуация очень скромна, режим под названием "ничего лишнего". Но то, что рано или поздно я пойду работать, предполагалось с самого начала, поэтому все мои прочие потребности (рано или поздно все равно придется покупать новую одежду, обувь и т.д.), я отложила, как минимум, на год. Пока решила обойтись тем скромным гардеробом, который я привезла с собой. Тем более, европейская мода характеризуется, как известно, своей простотой.

   Его же зарплаты хватало на то, чтобы платить безумные французские налоги, снимать нормальную квартиру, хорошо питаться, ходить в кино и театр, иногда недорого ужинать в центре города, покупать платья, книги и кассеты ребенку. И все. Ни о каких более крупных развлечениях, одежде и обуви из приличных магазинов, сбережениях не могло быть и речи. Более того, всегда в конце месяца образовывалась задолженность перед банком. Но ничего, думала я, главное — он меня любит, а деньги я сама заработаю. В Москве же мне это удавалось?

Читайте также:  Алжир - история Революции. Французская Чечня?

   Итак, мы честно пытались «притереться» друг к другу: эмоции все время били ключом… Ночью пылкий и нежный, днем же он не щадил меня, тыкал носом, как щенка, в допущенные мной ошибки. Не вымытая вовремя посуда, не вытертое пятно на полу, пыль на мебели, недостаточно поджаренное мясо… Я пыталась объясняться, он был неумолим. Но я никогда в своей жизни не вела хозяйство! И он ведь знал об этом до моего приезда…

   Я надеялась на лучшее – ведь не может же так продолжаться вечно: либо я научусь делать все правильно и вовремя, либо он устанет мне делать замечания. Ребенок же подливал масла в огонь: «Опять ты мне ПОДАЛА на ужин не картошку, а кукурузу! Я же тебе СКАЗАЛА сделать мне картошку!». Сумасшедший дом… Внутри себя, я начала бояться сделать что-то не так, однако ему – молчала в ответ, ее – ставила на место. Мечтала выйти на работу и нанять домработницу.

   В начале декабре я начала искать обязательную для моего курса стажировку, предвкушая мелкую стажерскую зарплату. Кроме того, это дало бы мне относительную свободу от домашнего хозяйства в виде права сказать: "я весь день работала".

   Но все мои попытки были безуспешны: мое резюме, согласно отзыву одного из знакомых профи, пугало работодателя. Я ничего не могла найти, даже бесплатно. О том, чтобы ездить стажироваться в Париж, не могло быть и речи: только дорога обошлась бы в 500 евро в месяц. Кроме того, пришлось бы вставать в 5 часов утра – я к этому, признаться, не была готова. Мне уже 32, но я выгляжу на 25-26: еще не появились "гусиные лапки", лицо еще имеет свежий цвет… И о том, чтобы безвозвратно постареть за четыре бессонных месяца, проведенных в электричках, не могло быть и речи.

   Окончание мной университета было под угрозой. Не будет стажировки – не будет диплома. Я писала в Москву моим бывшим директорам с просьбой пообщаться обо мне с французскими партнерами. Любимый расспрашивал знакомых.

   В конце февраля – нечаянная радость: ура, стажировка нашлась! И там, где я хотела – в бизнес-школе. Меня взяла под свое крыло кафедра, открытая одной известной компанией — это такая форма сотрудничества между школой и бизнесом: одни куют будущие кадры, другие спонсируют этот процесс.

   Я начала делать для них исследование психологии потребителей, то, что мне было интересно. Копалась в библиотеке, в периодике, писала статью… Читала на английском, писала на французском, ругаясь при этом на русском, когда не могла сформулировать мысль. Но! Меня никто не дергал, я никому не жаловалась, и все были довольны…

   И еще: я собиралась в Москву! На неделю.

   Я летела домой и страшно нервничала. Февраль, как известно, не самое приятное время в Москве – снежная каша под ногами, то дождь, то снег, то непонятно что. Холодно и грязно после чистой и солнечной Европы… Собака моя старенькая меня не узнала. Неделя прошла как во сне – встречи были расписаны по минутам. Уезжала с тяжелым чувством вины: хотела побольше пообщаться с родителями, но не было времени.

Весна.

   Я занималась всем одновременно: любимый совсем не разбирался в компьютере, и я взяла на себя все форматирование его диссертации. Диссертация была объемная, так что работы хватало. Дом, по-прежнему, был на мне. Статья моя продвигалась. Ребенок был, как всегда, агрессивен. Словом, ничего не менялось. Я откровенно не успевала заниматься хозяйством. Любимый все чаще делал мне замечания.  

   Написанная мной статья имела успех у руководителя стажа. Он отметил мой "высокий академический  уровень и степень проработки материала". Мы наметили план эксперимента и… начиналось лето.

Лето.

   Надо сказать, что лето во Франции – мертвый сезон. Каникулы длятся так долго, и так долго никто не работает, что это всех расслабляет.

   Противоречия между любимым и мной росли. Похоже, я начала просто его раздражать. Наши разговоры свелись к минимуму: «что ты будешь делать сегодня?» — «читать, писать, убирать квартиру…». Мы, по-прежнему, ходили в кино, проводили вместе воскресенья. Так как каждую субботу он уходил работать в библиотеку, готовился к защите. Но я уже не скучала, как это было в начале: у меня уже были мои собственные подружки, мы созванивались, встречались, болтали, как все женщины на свете.

   Нас пятеро: бразильянка, иранка, венесуэлка, испанка и я. Общий язык наш – французский, нам было весело вместе. Кроме меня, у всех были малыши. Я пользовалась случаем: получала бесплатное удовольствие прижать к себе разноцветных маленьких человечков, которых забавляла моя мимика, мои вьющиеся рыжие волосы, мои сияющие глаза, мое курлыканье на непонятном для них русском языке. Они хохотали. Смеялась и я. Я спешила зарядиться от них весельем, потому что знала, что, вернувшись домой, я получу свою дозу ненависти от ребенка, с которым живу под одной крышей. 

   Отношения с любимым постепенно, но безудержно катились в пропасть. Вопрос о женитьбе давно уже был закрыт. Конфликты по пустякам возникали все чаще. Правда, в промежутках между ними, как ни в чем не бывало, мы занимались любовью с прежней пылкостью и обсуждали мое будущее во Франции: надо поступать в аспирантуру, писать диссертацию…

   Ответственное за мой стаж лицо меня туда отрекомендовало. Моя кандидатура, на этот раз — без единого вопроса, — была одобрена приемной комиссией. Работа нашлась автоматически. У меня был полный комплект удачи: мое довольное лицо можно было помещать на рекламных плакатах. Год, проведенный во Франции, закончился моей полной победой: по-французски я говорила почти свободно, я хорошо писала, мои планы сбывались один за другим!..

   И вот оно случилось.

   Один из обычных июльских понедельников. Вечер. Любимый звонит мне с работы и предлагает выпить кофе в центре города. Я, довольная, наряжаюсь, привожу себя в порядок и иду на свидание. Я – романтична! Прожить в итальянских сценах год и продолжать ходить с ним на свидания… У меня — прекрасное настроение, продиктованное моей собственной самодостаточностью. Я лечу, как на крыльях, улыбаясь прохожим. Меня провожают взглядами, свистят (здесь так принято выражать свое восхищение женской красотой), машины гудят мне вслед.

   Я прихожу на место встречи. Никого. Жду. Любимый опаздывает на 20 минут. Он появляется не один, а с сотрудницей. Он представляет нас друг другу, я неприятно удивлена наличием "третьего — лишнего". Мы садимся пить кофе. Она рассказывает про свои проблемы на их общей работе и про то, как она будет выходить замуж этим летом.

   Мне неинтересна ни первая тема, ни вторая. Я пытаюсь включиться в разговор, чтобы просто не считать воробьев. Задаю вопросы, киваю… Ее уровень обобщений низок, попросту говоря, она просто глупа, мне неинтересны ее ответы, я с трудом сдерживаю раздражение. Зачем он ее притащил?

   Но самое худшее впереди. Он смотрит на часы и предлагает переместиться в ресторан. Я бросаю на него удивленный взгляд, но молчу.

   Мы входим в ресторан, и я автоматически отмечаю, что он садится напротив нее, а не меня. Они продолжат, как ни в чем не бывало, обсуждать работу, начальство, коллег. Мне скучно. Ей не нравится заказанное ею блюдо, она просит его поменять. Мы, уже закончившие ужинать, ждем, пока она закончит со вторым. Ест она неаккуратно, размахивая вилкой у моего лица, говорит с открытым ртом, причавкивая.

   Я задаю себе вопрос, кто же из нас дурно воспитан? Она, ни минуты не сомневающаяся, что ее темы интересны всем? Любимый, который видит, что мне скучно, но не делает ни малейшего усилия по исправлению ситуации? Или я, которая просто не в силах не может изобразить на лице вежливую заинтересованность?

   Они разговаривают между собой, она что-то лепечет про положение женщин в Марокко, я пытаюсь слушать, но мне, по-прежнему, неинтересно. Нет, положение женщин в Марокко меня интересует, но не в таком примитивном изложении. Наконец тягомотина заканчивается, но в машине любимый напряженно молчит. Я понимаю, что скоро будет гроза. 

   Мы не разговариваем несколько дней. Я,  понимая, что он зол на меня, не осмеливаясь с ним заговорить, с помощью SMS-ки прошу прощения за то, что мне было скучно в ресторане. Я ни в одном месте не чувствую своей вины, я просто пытаюсь сгладить конфликт.

   И получаю ответ: «Мне надо подумать, я устал от этих отношений, я понимаю, что ты никогда не изменишься, мне надо решить, готов ли я с тобой жить дальше». Я тихо  спрашиваю, сколько ему надо думать. Он отвечает, что не знает, может, три дня, а может, неделю.

   Я ошарашена. Наказание не соответствует проступку. Я испытываю удушье от несправедливости. Я лихорадочно набираю телефоны родных и близких, консультируюсь с ними. Мне все говорят – приезжай, не сиди там, не жди, как приговоренная. Но наше финансовое положение сейчас не из лучших. Я просто не могу вылететь в Москву. И тогда мой лучший друг высылает мне денег на билет.

Читайте также:  Шестая история работы au pair во Франции

   Несколько дней проходят, как во сне. Я говорю любимому, что могу уехать, что мне прислали денег. Он честолюбиво спрашивает, кто? Я, чтобы не обижать его, говорю, что мама.

Наконец, он говорит мне, что решение он не принял, и что нам нужно расстаться на месяц. То есть, мне лучше поехать в Москву. Я говорю, что я уеду только на две недели, потому что не могу стеснять моих родителей. Он говорит, что, когда я вернусь, уедет он, и тоже на две недели. Таким образом, в сумме получим месяц. 

   Я беру билет «Париж-Москва-Париж» на ближайшую дату. Нет, меня ничто не мучает. Я удивительно спокойна. Я чувствую, что меня уже предали. И я не знаю теперь, какое решение правильное. Но я не могу просто развернуться и уйти, гордо хлопнув дверью. Я все еще привязана к нему. Я знаю, что он просто вспыльчив — за этот год я научилась не придавать значения его гневу.

   Я понимаю, что моя порядочность, преданность, доброта, терпимость, словом, все, что есть во мне хорошего и ценного, лежит на соседней чаше весов с его недовольством моим скучающим видом в присутствии его коллеги в ресторане. А также с пылью на мебели, с невымытой вовремя посудой, с неправильно поджаренным мясом…

   Я, конечно, понимаю, что это только повод. Причина лежит гораздо глубже, но пока я не могу найти, где. Мои аналитические способности не хотят включаться. Обида моя так велика, что я понимаю, что даже если он "решит", что мы остаемся вместе, я никогда не смогу ему больше доверять. 

   Я размышляю в самолете: "Если он меня любит, я и дальше буду бросать себя на амбразуры его несобранности, приступов его плохого настроения, его неуправляемо-агрессивного ребенка, бесконечного хозяйства, которое я уже умею вести…

   Если он меня не любит, то у меня еще есть время найти кого-то, кто полюбит меня не только потому, что я красива, умна, и меня не стыдно показать в обществе, а потому что я – это Я …».

   Я лечу в неизвестность. Я ужасно устала. От его брюзжания, от агрессии его ребенка… но год назад я сказала себе "Это – МОЯ СЕМЬЯ, и я буду их любить такими, какие они есть". Жаль, что они не сказали этого себе. Что ж, ничего. Меня ждут мои родители, друзья, собака, беспечные летние дни в Москве…

   Меня встречает лучший друг, тот, который прислал мне деньги. Я, как собака, виляю хвостом, и радуюсь, что он у меня есть. Он отвозит меня к моим родителям: "Ну, здравствуйте, все!" Мама, папа… Собака, признавшая меня на этот раз, что-то верещит, путаясь под ногами. По всей видимости, от счастья.

   Мы идем гулять, я наслаждаюсь знакомыми с детства запахами леса, рассказываю маме последние новости. Она рада моим достижениям, сдержанно комментирует поведение любимого. Я только улыбаюсь, я уже знаю, что будет. Я спокойна, я просто жду. Вечером я встречаюсь с лучшей подругой, мы обсуждаем детали, о которых я просто не могу говорить с мамой. Так, в круговерти встреч, проходит несколько дней. Я ужасно рада всех видеть, все рады видеть меня.

   Каждый день я проверяю свой электронный ящик, просто ожидая конца моей истории. Через неделю приходит письмо от любимого: «Я все решил, нам надо расстаться. Но если ты хочешь остаться во Франции, я тебе все всем помогу».

   Все, конец. Как в фильме, когда ты уже догадываешься, кто убийца, и просто ждешь развязки, наслаждаясь игрой артистов. 

   Надо сказать, что хотя я и была психологически готова, испытанный мной шок превзошел мои ожидания. Я написала ему сбивчивый ответ. Потом позвонила. Его спокойный и уверенный голос подтвердил, что он готов мне помочь, но его решение не обсуждается. Я расплакалась. Но, положив трубку, я начала размышлять, остаться мне или нет. Пересмысливать наши отношения мне просто было больно. 

   Я думала. Я взвешивала. Если отвлечься от наших отношений, то ЧТО я сделала за этот год? Я свободно заговорила на языке, я поступила в аспирантуру, я нашла работу, я завела друзей. Возвращаться в Москву? А это все — куда? Все равно, как если инвестировать в красивый проект, а потом, в самый интересный момент, его бросить?! Бизнес-дамы меня поймут…

   И я принимаю решение. Я возвращаюсь во Францию. По моим расчетам, моей зарплаты должно хватить на нормальную жизнь, не хуже той, которую я вела с ним. Я попробую, и, если не получится, вернусь в Москве. Что я теряю?

   Я сообщаю любимому все это по электронной почте, добавив, что я тоже готова ему во всем помогать. Любимый начинает поиски квартиры для меня, но я должна подписывать контракт сама. И он мне говорит по телефону: "Ты можешь вернуться в нашу квартиру, если обещаешь "держать удар"".

   Удар? Это не удар, а так — пощечина…

   Я возвращаюсь. Моя бывшая семья встречает меня на вокзале.

   Ребенок первым задает вопрос:

    — А когда ты переедешь?

    — Не волнуйся, — говорю, — долго не задержусь…

   В эту же ночь мы занимаемся любовью. Наверное, это нормально. Ситуация вызывает у меня смешанные чувства —  меня по-прежнему влечет к нему, но причин этого влечения я не понимаю. Наверное, мне, как и всем брошенным людям, хочется доказать самой себе свою привлекательность.

   Утром допрос продолжается:

     — А где ты спала? — спрашивает ребенок.

   Мы с экс-любимым смущенно переглядываемся. Я понимаю, как именно он объяснил ей мой переезд, видимо, примерно так: "Мы больше не любим друг друга. Она уезжает". Для ребенка, однако, остается непонятным главное: "Если они больше не любят друг друга, то почему она спит в его постели?".

   Мне бы самой ответить на этот вопрос. Я спрашиваю себя: "Если я нахожусь на территории Франции, в постели мужчины, которого больше не люблю, и который не любит меня, но который обещал мне свою помощь, то, может, я уже перешла из категории деловых самостоятельных женщин в категорию куртизанок?"…

   Тем же утром, как обычно, звонит его бывшая жена, чтобы пообщаться с деткой. Отвечая на поставленный мамой вопрос, детка радостным голосом кричит на всю квартиру: "Мы позавтракали, и сейчас мы поведем смотреть квартиру для…". Папа делает страшные глаза, я понимаю, что никто еще не в курсе. Что ж, устами младенца, как известно… Если честно, то мне все равно.

   Мы едем смотреть найденную им квартиру. Это маленькая "студия" в районе, где живет "неблагополучная среда". Кухня помещается в стенном  шкафу, а ванна напоминает массажер для ног, который продается в спортивных магазинах. Я понимаю, что хочу, конечно, писать диссертацию во Франции, но не любой ценой. Я отказываюсь наотрез. Мы едем к риэлторам. У них чудом находится прелестная меблированная квартирка: в два раза дороже, чем первая, но в центре города, в старом доме, совсем рядом с моей новой, но уже ставшей мне близкой, подругой.

   Мне квартира нравится, но я боюсь в душе, что остатков моей зарплаты не хватит на нормальную жизнь. Но желание возвращаться вечерами в нормальное жилье пересиливает мои страхи: и я ее одобряю. Я рада, что она меблирована, мне не надо ничего покупать. Кроме того, я могу забрать мою собаку!

   Мои французские друзья собирают всякие ненужные им, но нужные мне вещи: посуду для кухни, пластик для  ванной, зеркала, полочки, даже подсвечники… Экс-любимый  щедр: он дает мне все, что мне нужно, чтобы я не тратила деньги. Я этому рада. Я переезжаю. Все отлично, я начинаю жить одна, вспоминая все мои московские привычки…

   Начало учебного года, изумительный уровень преподавания, улыбчивые коллеги… Я расцветаю, мне интересно! С экс-любимым мы интенсивно общаемся. Я помогаю ему, чем могу, он помогает мне… Мы сохранили отношения, которые тяжело назвать дружескими, они больше напоминают "сотрудничество в сложных ситуациях". Я разрабатываю план по перевозке собаки. Мне, как студентке, дают социальную помощь в оплате моей дорогой квартиры, и неожиданно я узнаю, что моя зарплата будет больше, чем я ожидала…У меня все налаживается. 

Осень. Еще не конец.

   Ну, здравствуй еще раз, Франция! Я хочу тебе признаться, что мне хорошо с тобой. Вне зависимости от мужчин. И от их детей. Я теперь попробую пожить с тобой, с тобой одной, учитывая только наш общие интересы. Пусть наш союз основан пока на расчете, но, как известно, браки по расчету — самые крепкие.

   Прости еще раз меня, Москва, но я остаюсь. Потому что мне здесь пока интереснее: язык, культура, люди… наблюдения, размышления, выводы… Вчерашний день кажется ужасно далеким — количество событий и новой информации переполняет мой мозг. Передо мной — сложные задачи, новые знакомства, профессиональные достижения. И, наверное, новая любовь…

Ирина, Франция